Соль и сахар - белая смерть. Лес и водка - зелёные друзья.
Странное дело, между страниц лежат листки пожелтевшей бумаги... Взялся за чтение. Думаю, надо оставить их в книге.
———————————————————————————
читать дальшеMargarita посвящается
Луч солнца ударил сквозь веки и приятно защекотал нос. Отвернувшись от окна, она уставилась в блеклую стенку, пробежала глазами по линии собственной тени, в голове было пустынно, как в склепе... Внезапно события вчерашнего дня вспыхнули в её голове, как сон, вертевшийся на кончике языка, а потом вдруг ударивший в голову резкими красками - дети, весёлые, радостные: к бабушке в гости с ночёвкой!.. Мама, её понимающий взгляд, скорбь на лице и тут же - для любимых внуков - улыбка и привычные уже конфеты...
…Морг... какое-то замутнение в голове, сумбур событий, наложившихся друг на друга - цветы и слёзы, слова поддержки, Его лицо, такое спокойное и даже умиротворённое, так непривычно выглядевший на Нём костюм... как рвалась она поправить галстук - туго затянут! - на холодной шее. Её оттащили, но кто-то махнул рукой, и она распустила узел дрожащими руками, коснулась Его груди в белой рубашке, той груди, тепло которой грело её ночами, руки не хотели верить... Глаза искали хотя бы намёк на дыхание: дрогнет цветок, положенный на грудь - приподнимется и опустится - рванулась бы с места, раскидала бы всех, прижала бы Его к себе, обнимала, обнимала, обнимала...
…Как Он удаляется, последний - душа не верит, не может, не хочет, рвётся из висков, из глаз потоками - последний взгляд на Него, не оторваться - такой родной, милый, единственный, весёлый, близкий, задумчивый, романтичный, вечный... Лицо приковывает к себе взгляд, кажется, нет - хочется, чтобы казалось, - сейчас откроет глаза, улыбнётся, приласкает, утешит...
…Как Его закрыли, разорвали эту ниточку, последнюю связь, металась внутри себя, потеряв точку опоры, а вокруг лица, полные ненужного сочувствия, такие неуместные, чужие, весь мир чужой, другой мир...
Из дрожащего водянистого пятна проступили очертания комнаты. Она слегка шевельнула головой, щекой ощутив влажную подушку. Вставать не хотелось. Некуда было вставать. Некуда и незачем. Она лежала, потеряв счёт минутам - часам? - но солнце продолжало греть и даже припекать затылок как ни в чём не бывало, словно его это не касалось... а впрочем, так и было.
Звук ворвался в сознание грохотом скрипнувшей кровати. Она встала, немного постояла, подождав, пока кровь вернётся на своё законное место - в голову, - а чёрно-зелёные пятна перестанут плыть перед глазами, потёрла руками лицо, провела ладонью по горячим волосам и побрела на кухню. Есть не хотелось, эта мысль пришла к ней после рассеянного осмотра холодильника, стола и кухонных шкафчиков, включая зачем-то посудный. Утро началось не так. Теперь утро никогда не начнётся ТАК.
***
Tertania meor, ver d’area shiah…
Somme naula lo-aash… de rua blenn…
Голос звал или пел… шептал… отовсюду… изнутри… и крик, крик! Нечеловеческий визг, и лязг, и голоса, и резь в закрытых глазах, которые вдруг сами распахнулись, и тысячи звуков, запахов ударили разом, перемешавшись – бензин, ругань, люди, возбуждённо машущие руками, машины, осколки на асфальте, царапины на дверце, спешащий к ней человек в форме… Бежать, бежать!
Во весь дух по лестнице, дрожащими руками отпереть дверь, захлопнуть за собой, прижаться спиной к холодной поверхности, уронив на пол сумочку…
Собирая раскатившиеся монетки, она пыталась привести мысли в порядок. С того события, о котором она старалась не вспоминать, прошло достаточно времени, уже не сжималось так больно сердце, только холодок в груди иногда напоминал о… впрочем, хорошо это или плохо, но те дни покрылись дымкой, для детей папа уехал в командировку, она и сама иногда начинала в это верить.
Голоса появились спустя месяц. Точнее, голос был один – мягкий, тихий, женский голос, он успокаивал, завораживал, убаюкивал… Глаза закрывались сами собой, погружая её в пустоту, постепенно уходящую под шёпот незнакомой речи. Голос нёс её сквозь хрустально прозрачный воздух, чистый, дрожащий, над изумительно зелёными и незнакомыми травами, через лесную листву, над зеркалами озёр, отражающих глубокое небо, мимо каменных стен и башен, повторяя изгибы дорог и тропинок. Сердце ныряло куда-то вглубь, когда она с быстротой дикой птицы взмывала над горными кручами или неслась вдоль отвесной скалы на острые камни, чтобы у самой земли снова взлететь навстречу необычно большому и яркому солнцу! Eshea! Eshea!..
Резкой болью в висках отозвался телефонный звонок откуда-то из серого нигде. Она вздрогнула и быстро подняла трубку. Звонила подруга.
Да… Да… Нет, в порядке, просто болит голова… Нет, ещё не видела, но раз ты говоришь, стоит съездить посмотреть… Просто хотела бы побыть одна… Спасибо, что понимаешь… Пока…
Опять. Теперь два раза в день. Сейчас каникулы, дети у бабушки, никто не помешает посидеть, подумать, помечтать…
Она достала из шкафа бутылку коньяка, налила янтарную жидкость в стакан, бросила в него пару кубиков льда, село в любимое кресло – Его любимое – первый глоток, мысли…
Да, помечтать. Потому что Тот Мир нравился ей больше, чем Этот. Она его почти не знала, Тот Мир. Иногда ночами он врывался в её сны кадрами, как будто нарезанными буйным режиссёром: всё вперемежку, события, времена года, люди, а иногда и не люди вовсе – странные существа, совсем не страшные, вроде бы даже и близкие, знакомые, родственники! Они казались такими родными, разговаривали с ней, веселились, бежали куда-то…
Там у неё было другое детство, друзья, другая жизнь. Иногда ей казалось, что она сходит с ума, что давно следовало обратиться к хорошему врачу, выдержать курс какой-нибудь терапии, расслабиться, прийти в норму. Но в этих снах уже её собственная жизнь казалась ей ненастоящей, когда друзья – те, другие – вдруг заставали её задумчивой, и пытались развеселить, мечами разрубая яблоки на лету и высекая из пальцев огонь.
Ещё глоток… Нельзя так. Так нельзя. Но эти слова почему-то не вызывали в мозгу ответной реакции. Здесь дети, мои родные, ни одна мать не оставит своих детей. Никогда. Va’etsem.
Va aelore etsem, de rua blenn… во веки веков, шептал голос, в глазах плыли цветные круги, почти пустая бутылка выпала из рук, беззвучно, покатилась под ноги. По полу растеклось серое пятно. Цвета радуги на дымчатом фоне. Всё вокруг было серым… кроме солнца. Оно сияло за правым плечом, ярко отражаясь от шлема прямо в глаза. От Его шлема.
Гном шагнул к ней, не дав ей упасть, мягко опустил на траву и обнял:
- Снова ОНО?
- Да, - Его нежные объятья снова успокоили, крепкие руки надёжно защищали, ни ей, ни их детям ничего не угрожало, а значит… - …всё в порядке. Амулет жрицы и правда помог, я чувствую это. Больше ОНО не повторится. Va’etsem.
Betty. 14.01.2005 05:06 am
———————————————————————————
читать дальшеMargarita посвящается
Луч солнца ударил сквозь веки и приятно защекотал нос. Отвернувшись от окна, она уставилась в блеклую стенку, пробежала глазами по линии собственной тени, в голове было пустынно, как в склепе... Внезапно события вчерашнего дня вспыхнули в её голове, как сон, вертевшийся на кончике языка, а потом вдруг ударивший в голову резкими красками - дети, весёлые, радостные: к бабушке в гости с ночёвкой!.. Мама, её понимающий взгляд, скорбь на лице и тут же - для любимых внуков - улыбка и привычные уже конфеты...
…Морг... какое-то замутнение в голове, сумбур событий, наложившихся друг на друга - цветы и слёзы, слова поддержки, Его лицо, такое спокойное и даже умиротворённое, так непривычно выглядевший на Нём костюм... как рвалась она поправить галстук - туго затянут! - на холодной шее. Её оттащили, но кто-то махнул рукой, и она распустила узел дрожащими руками, коснулась Его груди в белой рубашке, той груди, тепло которой грело её ночами, руки не хотели верить... Глаза искали хотя бы намёк на дыхание: дрогнет цветок, положенный на грудь - приподнимется и опустится - рванулась бы с места, раскидала бы всех, прижала бы Его к себе, обнимала, обнимала, обнимала...
…Как Он удаляется, последний - душа не верит, не может, не хочет, рвётся из висков, из глаз потоками - последний взгляд на Него, не оторваться - такой родной, милый, единственный, весёлый, близкий, задумчивый, романтичный, вечный... Лицо приковывает к себе взгляд, кажется, нет - хочется, чтобы казалось, - сейчас откроет глаза, улыбнётся, приласкает, утешит...
…Как Его закрыли, разорвали эту ниточку, последнюю связь, металась внутри себя, потеряв точку опоры, а вокруг лица, полные ненужного сочувствия, такие неуместные, чужие, весь мир чужой, другой мир...
Из дрожащего водянистого пятна проступили очертания комнаты. Она слегка шевельнула головой, щекой ощутив влажную подушку. Вставать не хотелось. Некуда было вставать. Некуда и незачем. Она лежала, потеряв счёт минутам - часам? - но солнце продолжало греть и даже припекать затылок как ни в чём не бывало, словно его это не касалось... а впрочем, так и было.
Звук ворвался в сознание грохотом скрипнувшей кровати. Она встала, немного постояла, подождав, пока кровь вернётся на своё законное место - в голову, - а чёрно-зелёные пятна перестанут плыть перед глазами, потёрла руками лицо, провела ладонью по горячим волосам и побрела на кухню. Есть не хотелось, эта мысль пришла к ней после рассеянного осмотра холодильника, стола и кухонных шкафчиков, включая зачем-то посудный. Утро началось не так. Теперь утро никогда не начнётся ТАК.
***
Tertania meor, ver d’area shiah…
Somme naula lo-aash… de rua blenn…
Голос звал или пел… шептал… отовсюду… изнутри… и крик, крик! Нечеловеческий визг, и лязг, и голоса, и резь в закрытых глазах, которые вдруг сами распахнулись, и тысячи звуков, запахов ударили разом, перемешавшись – бензин, ругань, люди, возбуждённо машущие руками, машины, осколки на асфальте, царапины на дверце, спешащий к ней человек в форме… Бежать, бежать!
Во весь дух по лестнице, дрожащими руками отпереть дверь, захлопнуть за собой, прижаться спиной к холодной поверхности, уронив на пол сумочку…
Собирая раскатившиеся монетки, она пыталась привести мысли в порядок. С того события, о котором она старалась не вспоминать, прошло достаточно времени, уже не сжималось так больно сердце, только холодок в груди иногда напоминал о… впрочем, хорошо это или плохо, но те дни покрылись дымкой, для детей папа уехал в командировку, она и сама иногда начинала в это верить.
Голоса появились спустя месяц. Точнее, голос был один – мягкий, тихий, женский голос, он успокаивал, завораживал, убаюкивал… Глаза закрывались сами собой, погружая её в пустоту, постепенно уходящую под шёпот незнакомой речи. Голос нёс её сквозь хрустально прозрачный воздух, чистый, дрожащий, над изумительно зелёными и незнакомыми травами, через лесную листву, над зеркалами озёр, отражающих глубокое небо, мимо каменных стен и башен, повторяя изгибы дорог и тропинок. Сердце ныряло куда-то вглубь, когда она с быстротой дикой птицы взмывала над горными кручами или неслась вдоль отвесной скалы на острые камни, чтобы у самой земли снова взлететь навстречу необычно большому и яркому солнцу! Eshea! Eshea!..
Резкой болью в висках отозвался телефонный звонок откуда-то из серого нигде. Она вздрогнула и быстро подняла трубку. Звонила подруга.
Да… Да… Нет, в порядке, просто болит голова… Нет, ещё не видела, но раз ты говоришь, стоит съездить посмотреть… Просто хотела бы побыть одна… Спасибо, что понимаешь… Пока…
Опять. Теперь два раза в день. Сейчас каникулы, дети у бабушки, никто не помешает посидеть, подумать, помечтать…
Она достала из шкафа бутылку коньяка, налила янтарную жидкость в стакан, бросила в него пару кубиков льда, село в любимое кресло – Его любимое – первый глоток, мысли…
Да, помечтать. Потому что Тот Мир нравился ей больше, чем Этот. Она его почти не знала, Тот Мир. Иногда ночами он врывался в её сны кадрами, как будто нарезанными буйным режиссёром: всё вперемежку, события, времена года, люди, а иногда и не люди вовсе – странные существа, совсем не страшные, вроде бы даже и близкие, знакомые, родственники! Они казались такими родными, разговаривали с ней, веселились, бежали куда-то…
Там у неё было другое детство, друзья, другая жизнь. Иногда ей казалось, что она сходит с ума, что давно следовало обратиться к хорошему врачу, выдержать курс какой-нибудь терапии, расслабиться, прийти в норму. Но в этих снах уже её собственная жизнь казалась ей ненастоящей, когда друзья – те, другие – вдруг заставали её задумчивой, и пытались развеселить, мечами разрубая яблоки на лету и высекая из пальцев огонь.
Ещё глоток… Нельзя так. Так нельзя. Но эти слова почему-то не вызывали в мозгу ответной реакции. Здесь дети, мои родные, ни одна мать не оставит своих детей. Никогда. Va’etsem.
Va aelore etsem, de rua blenn… во веки веков, шептал голос, в глазах плыли цветные круги, почти пустая бутылка выпала из рук, беззвучно, покатилась под ноги. По полу растеклось серое пятно. Цвета радуги на дымчатом фоне. Всё вокруг было серым… кроме солнца. Оно сияло за правым плечом, ярко отражаясь от шлема прямо в глаза. От Его шлема.
Гном шагнул к ней, не дав ей упасть, мягко опустил на траву и обнял:
- Снова ОНО?
- Да, - Его нежные объятья снова успокоили, крепкие руки надёжно защищали, ни ей, ни их детям ничего не угрожало, а значит… - …всё в порядке. Амулет жрицы и правда помог, я чувствую это. Больше ОНО не повторится. Va’etsem.
Betty. 14.01.2005 05:06 am
@музыка: Insomnia - Me miserium
@настроение: между мирами
@темы: Рассказ, Творчество
-
-
17.01.2005 в 02:13С новосельем тебя.